Еще Великий Микеланджело говорил, что настоящий скульптор не ищет в муках форму и образ, а в каждом куске мрамора уже видит готовую скульптуру и просто стирает все лишнее… Эти слова приходили неоднократно на ум, когда, сидя в седле на взмыленном коне, или переходя речку в брод, или во время кормления жеребят, образы этой статьи какими-то отрывкам сами приходили на ум. Порой просто не успевала их записывать, да и на лошади было несподручно..

Историческая справка: Отгонное животноводство, сезонные перегоны скота (коров, лошадей, овец) с гор в долины зимой и в горы – летом, имеет древнейшие корни, восходящие еще в началу существования человечества. Было распространено в Скандинавии, Великобритании, на Кавказе, в Центральной Африке, на Балканах, на Ближнем Востоке, хотя в Европе, включая Италию, эта традиция уже почти не существует. В некоторых высокогорных районах до сих пор можно найти хозяйства, практикующие этот вид деятельности, но в современном исполнении, когда свинок, овец или коров просто грузят на фуры и перевозят неизвестно куда.

… Как можно было долго думать, присоединиться ли к ЕДИНСТВЕННОМУ в Европе мероприятию, которое повторяет античную традицию, в античных традициях, то есть верхом. Хотя уже целое десятилетие со времен моей американской ковбойской эпопеи и травмы я не садилась на лошадь. До этого момента… До этого незабываемого приключения с итальянскими ковбоями я даже не знала, что такое словосочетание, «как итальянский ковбой», имеет право на существование. Если ковбой, то сугубо американский. И воображение рисовало типичные картины американских ковбоев: шляпа, лассо, сигара, походка в развалку, загорелые морщинистые лица, седло по–американски в контексте высоких кактусов и салунов. Другого ковбоя душа не принимала. Идеализированный образ, как пресловутая американская мечта. Оказалось, что стереотипы нужно менять. С удивлением пришлось узнать, что существуют и итальянские ковбои, butteri, которые к тому же, в свое время задали фору американским. В середине 19 века самый знаменитый ковбой Баффоло Билл, которого считают олицетворением самого образа ковбоев, проиграл итальянским коллегам в дружественном соревновании.

Потомок этих ковбоев, Манлио Фани — фигура известная у заводчиков и вообще в итальянском коневодческом мире. Он вывел новую породу лошадей, которую несколько лет назад после долгих бюрократических и научных баталий признали как таковую. Это конь из Мареммы региона Лацио (расшифровка: маремма – полоса вдоль берега регионов Тосканы и Лацио), хотя до этого момента существовал только вид лошади тосканской марремы. Манлио настоял на их разделении в виду особенностей местного типа. По его словам это конь римских легионеров и тот самый конь, на котором сидит Марк Аврелий на площади Капитолийского холма. Выведенные кони живут на ранчо в старом порту на Тибре близ Рима, разводятся, объезжаются и продаются. Хороший конь с татуировкой от Манлио Фании доходит до 25 тысяч евро. И не только каждую лошадиную семью и линию, даже каждого коня и жеребенка Манлио знает «в лицо», хотя мне они все показались одинаковыми. Кто видит его с лошадьми утверждает, что он говорит со своими «детищами» на их языке: при поцокывает языком, шелестит, ржет, подсвистывает. По совместительству Манлио — частый участник всех фестивалей, праздников и соревнований, где демонстрирует со своей командой молодых ковбоев помощников настоящие чудеса в объезде коней и трюках с ними.

Но постепенно на ранчо начали собираться люди, которых не увидишь в городе. Люди, словно сошедшие с экранов кино или с иллюстраций в книгах: ковбои с мозолистыми руками, одетые в классические кожаные штаны и жилетки, в плащи и широкополые шляпы от дождя, в шкуры коров и прочую атрибутику, в которой мы привыкли видеть героев фильмов Серджио Леоне и Клинта Иствуда. Только это было по-настоящему. Люди, умеющие перекинуться шуткой, но четко знающие что перегон — дело серьезное, в котором не место новичкам, типа меня. Я еще долго ловила на себе их недоверчивые взгляды, где-то даже косящие как у лошадей.

Да, это было не просто не соревнование и не туристическое шоу. Почти 200 живых лошадиных душ, весь живой и копытный капитал нужно было перегнать с ранчо в долины Тибра в на вершину Апеннин. Сносно сидя в селе, я думала, что дело шло о увлекательной прогулке в горы. Уже конец первого дня доказал, что ни о какой увлекательной поездке не было речи. Команде ковбоев, путь даже самых подготовленных и профессиональных, нужно было управлять неуправляемым. Лошадь – уже само олицетворение силы, не случайно ими измерятся даже мощность автомобиля. А тут табун почти 200 штук диких лошадей, не знавших уздечки и седла, при котором жеребята что делает его еще отчаяннее. Это далеко не те лошадки, что мирно пасутся словно в божественной Аркадии на заливных лугах. А неуправляемая сила, которую нужно было направить в нужно русло. В эти дни в таком слияние с природой и при попытки управлять ее силами возникло столько эмоций, что слитного рассказа бы не получилось, возникали какие-то яркие образы, словно мелкие зарисовки сознания…

…Оказалось, что табун живет по своим законам: у лошадей матриархат и главной табун как-то естественно выбирает самую смелую и сильную лошадь. Именно на нее привязывается колокольчик и накидывается веревочная уздечка и кто-то из ковбоев скачет, держа на привязи это лошадиную крестную мать и весь табун следует за ней, признав ее силу и превосходство. В отличие от овец, которые тоже следуют за своим вожаком, главным ведущим баранам, но так же покорно и бездумно бросаются за ним в пропасть, если тот случайно оступится…

…Вообще очень интересно было наблюдать на табуном и за отношениями внутри это большой лошадиной семьи. Она казалась отражением человеческого общества: такие же характеры, свои симпатии и антипатии. Были лошади подружки, постоянно пасущиеся рядом друг с другом, лошади явно симпатизирующие и трущиеся шеями и даже обмахивающие хвостами, лошадки недруги, покусывающие друг друга и отбрыкивающие копытами, были лошади спокойные, нервные, заботливые, подозрительные, хитрые, вредные, меланхоличные, холеричные и даже веселые…

…Стандартный путь был такой: табун взят в кольцо, где впереди главная лошадь с ведущим ковбоем, сзади несколько замыкающих. По бокам — естественные границы дорог. Но современная жизнь диктует свои права. Сколько осталось этих проселочных дорог? Все больше асфальтированные трассы, городки, или наоборот: горные перевалы, ущелья, крутые подъемы. В особо узких местах узкие тропинки лошадям приходилось идти цугом. Просто сердце замирало, видя как их копыта проходили в нескольких сантиметрах от бесконечного обрыва. Особенно, когда эти копыта той лошади, на который ты сам. Каждую секунду казалось, что она идет словно по краю ножа и вот-вот сорвется. Первое время я пыталась управлять лошадью, тянуть за поводья и отворачивать от опасного обрыва. «Доверяй лошади, у нее природные тысячелетние инстинкты» — говорил мне Манлио всю дорогу. Действительно, лошадь шла сама хвост в хвост за товарками по табуну, словно каждый день ходила этой дорогой.

….Переход осложнялся жеребятами, которые родились кто за 2-3 дня, кто за неделю до этого события. Еще один урок человечности у животных я получила именно тогда. Тощие, дрожащие и еле стоящие на ногах, они постоянно нуждались в отдыхе, хотели полежать и были просто не способны на миграцию наравне со взрослыми здоровыми лошадьми. Хотя жеребятам нужны были еще и мамы, а материнские инстинкты кобыл оказались не слабее человеческих, но жеребят погрузили на небольшой трейлер, который сопровождал перегон, насколько позволяли дороги. На каждой остановке кобылы обступали трейлер, призывно и беспокойно ржали, а из маленьких окошечек к ним тянули свои узкие морды лошадиные дети. Практически с человеческим отчаянием в глазах мамы с детьми ржали, не понимая, что это для их блага и думая, что их разлучили навсегда. На одной из остановок одна из кобыл не выдержала и принялась яростно пинать копытами трейлер. А жеребенок, на этот призыв каким-то невероятным образом протиснулся через окно размером меньше его самого и вывалился на землю, разбивая зубы об землю, и устремляясь к матери. При видя этого зрелища слезы навернулись даже на самые суровые лица всего повидавших ковбоев…..

…Перегон заканчивался ближе к вечеру. Иногда разбивались палатки на выделенных муниципалитетах стоянках, от стадионов до городских парков. Иногда даже пансионы. На всем протяжении пути города уже были готовый к встрече с табуном и по этому поводу во в многих городах устраивались народные гулянья и праздники. Гуляли всем городом, всем миром садились за длинные столы в десятки метров, за которым не переводилось мясо гриль с пивом или вином, как на диком западе. Часто такие посиделки заканчивались танцами, иногда прямо там рядом со столами, иногда на них ….

…Со временем я даже привыкла к странным словно киношным одеяниям окружавших меня людей: шляпы,плащи, наколенники, перья, шкуры… К одному, правда, привыкнуть я так и не могла и все время смотрела на него с улыбкой: вечно пьяненький Джованни — ковбой, настоящего имени которого я так и не узнала. Если он и останавливал «коня на скаку», то исключительно потому что винные пары придавали ему такой кураж. Причем уже с самого утра. Он пил постоянно и даже его походка, более чем в развалочку, напоминала всех ковбоев Техаса. Как он при этом держался в седле, поднимался чуть ли не по отвесным горам, галопировал, гарцевал — не понятно до сих пор. Со своей лошадью у Джованни был какой-то особый контакт любви и доверия, настолько, что он мог лечь на землю и поставить копыто лошади себе на лицо. Копыто деликатно стояло в 3 сантиметров от глаз, словно лошадь понимала, что хозяин полностью у нее в руках. Вернее в ногах.

….А как же сам человеческий «вожак стаи», Манлио? Он словно был дирижер в этом спектакле дикой природы. Небольшого роста, коренастый и одетый неизменно в любое время года в штаны и легкую майку без рукавов, он казался весь состоял из жил и мышц и не верилось, что человеку, останавливающему коней на скаку, более 70 лет. Он вез жеребят в трейлере и не имел возможность быть одновременно в седле, доверив другим нежный, пищащий и дрожащий груз. Но было видно, что его сердце и мысли полностью все там, в горах. Его голос переносило эхо на сотни метров пока он руководил всем процессом, стоя у подножия гор. Казалось, что он руководил спектаклем: зависимости от препятствий направляя табун и десятки ковбоев то вправо, то влево. И все ковбои слушались его беспрекословно, даже табун в конце концов.

…Под стать Манлио была его подруга, лет на 30 моложе, словно сошедшая со станиц журнала «Миссис Олимпия», которая тоже жила табуном, лошадьми, собаками, коровами. Вопреки знаменитому стихотворению о русских женщинах, которым на это приписывается приоритет, она тоже могла останавливать лошадей на скаку, но не образно, а буквально. Так же, судя по всему более ловко, она умела подковать коня, чем пришить пуговицу и готовила хуже, чем принимала роды у кобыл. И вообще, казалось что все окружающие люди словно живут в другом мире словно другого мира за пределами этих полей даже не существует. Их разговоры крутились исключительно вокруг ветеринаров, жеребят, направления ветра в этот день, приплода в этот год, выставок лошадей, цены на седла, законах для заводчиков и прочих проблематиках, которые ничего общего не имели с теми, что обычно обсуждают в «цивилизации». А в цивилизации ли…. Теперь, под конец путешествия, я начала сильно в этом сомневаться.

Хоть прошло всего семь 7 дней, но они перевернули мой мир и мои понятия человек-природа. Я словно стала частью этой лошадиной семьи и стала тоже различать некоторых «в лицо», уже не боялась подходить к ним сзади и кормила с рук без боязни быть укушенной. Потеплели ветер и лица, разгладились насупленные брови и морщины. Пусть я не научилась заарканивать лошадей и тем более останавливать их на скаку, но из этой поездки я вывезла нечто большее: мы все безумно и отчаянно теряем наши корни. Экранами компьютеров и смартфонов и прочих современных гаджетов от нас заслонена настоящая жизнь в единении с природой, которая не меняется веками. Настоящая здоровая, размеренная, естественная жизнь, которой нужно немного, но которая так много дает. Что было даже странно, непривычно и неуютно возвращаться в большой город, в цивилизацию, где будут только люди. Так же странно, как Гулливеру вернуться из сказочной страны Гуингнимов в свою чопорную Англию. А это будет столица, Рим, мегаполис, наполненный ресторанами, отелями и туристами. И покажется что несколько дней я прожила в какой-то сказке. В которую теперь очень хочется вернуться.

Оригинал статьи в журнале Superstil http://www.superstyle.ru/27feb2015/planeta_loshadej